И помыться бы. Причем горячей водой. Это древнее изобретение человечества: мыться горячей водой. Не стоит его отбрасывать как устаревшее. Можно, конечно, поливать отдельные места из чайника. Одесситы всегда славились отдельно помытыми местами. Я сам принял первую ванну в 33 года, в возрасте Христа, в Ленинграде, и с тех пор очень хочется помыться. Это частным образом не устроить, вода, как при социализме, течет централизованно. То есть все, что зависит от людей, сделано, осталось то, что зависит от руководства.

Что мне еще нравится – количество кафе. Теперь в борьбе с преступностью можно двигаться перебежками от кафе к кафе, можно скрыться в цветном фонтане, можно прикинуться посетителем и упасть за столик, можно прикинуться собакой хозяина. В общем, в борьбе с преступностью, спрятаться уже есть где. И перекусить можно вполне прилично такой штучкой – хам-бургер или, по-одесски, хербурхам, где очень приличная котлетка «как у мамы» с очень приличной булочкой.

И выборы свободные. Сбылось. Правда, мы сначала выбираем, а потом гадаем, правильно ли мы выбрали. Но выбираем правильно, а вот того или не того… Но правильно. В этой ситуации, когда оба поливают друг друга и показывают друг на друге все язвы, все равно надо выбрать, и второй сразу затихает и уже тише наполовину, то есть на одного.

Конечно, до сих пор непонятно, почему так рвутся на места, где одни неприятности и тяжелый бескорыстный труд на благо народа. Но тут важно, как бойцы поведут себя в мирное время, потому что боевые друзья – это еще не водопроводчики.

Но мы жаждем исключений и первые шаги новых людей обнадеживают. Они уже хорошо знают разницу между богатыми и бедными, но еще не чувствуют разницу между бездарными и талантливыми. Эту разницу должны показать им мы. Работать надо. Надо работать. На плитах недаром появились первые люди с трудовым загаром, т. е. кисти, шея, декольте от майки, одно колено от дыры. Наконец-то. Спрашиваю: «В поле?» – «Нет, – говорят, – на базаре».

Хотя турецкий базар сдает. Не обеспечивает наш город. Уже и качество падает из низкого в мерзкое, уже и наши путанши им надоели. Зато мы все в турецком. Объевшись турецким шоколадом, опившись турецким лимонадом, хрустя турецкой кожей, одесская красавица уже и смотрит турецким взглядом. Но одесская красавица есть красавица, ибо состоит из смеси разных кровей.

И кто вопит: Россия для русских, Украина для украинцев, Молдавия для молдаван, пусть приедут и посмотрят на одесскую женщину.

Красавица – есть красавица.

Молодая – мучение. Пожилая – наказание.

И все это в рамке, которая называется любовь.

И не говорите мне, что жизнь стала хуже.

Если вдруг прекратится это время…

Если вдруг победят они, кто стонет и плачет и не может забыть диких очередей за водкой. Если вдруг победят они, кто не помнит, что каждый вызов в ЖЭК, в ректорат, в гороно, в партбюро был вызовом в суд. И судили всех и за все: за мысли, за разговоры, за танцы, за молитвы, за одежду. Они ходят среди нас, те, кто судил. Если вдруг победят они, мы будем сегодняшний день вспоминать как самый светлый день в жизни. Ибо мы были свободны!

А Одесса есть движимая и недвижимая.

Одесса недвижимая – где каждое поколение кладет свой камень. Талантливый или бездарный – зависит от того, как развивается данный момент. И она стоит – эта Одесса – подмазанная, подкрашенная, где-то со своими, где-то со вставными домами, неся на себе отпечатки всех, кто овладевал ею.

А есть Одесса движимая. Движимая – та, которую увозят в душе, покидая.

Она – память. Она – музыка. Она – воображение.

Эта Одесса струится из глаз.

Эта Одесса звучит в интонациях.

Это компания, что сплотилась в городе и рассыпалась на выходе из него… И море… И пляжи. И рассветы. И Пересыпь. И трамваи.

И все, кто умер и кто жив, – вместе.

Здравствуй, здравствуй.

Не пропадай. Не пропадай. Не пропадай…

Каждому возрасту – свой оптимизм

Тому – выпивки, танцы, походы, свидания.

Этому – кремы, мази, таблетки, втирания.

Тому – пот, мозоли, мышцы, синяки.

Этому – старое виски, приятный запах, черные носки.

Тому – крики, хохот: «А ну, давай!…»

Этому – улыбка, шепот: «А ну, возьми…»

Тому – бег по лужам, поцелуй, танец.

Этому – кресло, книга, телефон, насмешка.

Тому – водка, табак, штанга, девушка.

Этому – костюм, колено, юмор, ресторан.

Вот так «step by step» от венеролога к урологу.

От запаха до аромата.

От любви до дружбы.

От именин до юбилея.

От рассказа до предисловия.

От рюкзака до «Мерседеса».

От наслажденья до покоя.

От ощущения счастья до великолепного описания его.

Переход детей в родители

Господи, постепенно дети переходят в родителей, родители в детей.

Мать вдруг стала дочерью.

– Ну вот, ты хотела в гости, ну вот, мы пришли. Ну, разговаривайте. Ну, говори…

Вы ей сладкое не давайте. Она ела сегодня. Ну, ей нельзя. Она сейчас съест. Она не понимает. В каждом доме ей дают сладкое. Она ест. Она же не понимает. А люди такие ужасные, особенно подруги её: «На еще тортик, съешь коржик». О себе думают. Главное, чтоб выглядеть хорошо самим. А что я по ночам имею? Если бы они знали. И давление я имею у неё. И приступы удушья я имею у неё. Нет. Я говорю – хватит. Она ела сегодня бублик. Хватит, нельзя мучное. Ну, она не понимает, а вы подкладываете. Уберите бублик. Ей шестьдесят четыре. Этого что, мало? Мне этого хватает. Я говорю – она чай уже пила. Она сама не понимает. Мама, не смей. Я весь февраль бегала к ней в больницу. Не надо ей жареного. Выплюнь! Выплюнь сейчас же. Какая ты противная. Фу! Не буду с тобой в гости ходить. Фу! Фу! Я сказала! Фу! Я сказала. Кому я сказала! Положь на тарелку. Всё! Не для тебя! Пусть все жрут вокруг. А ты – фу! Фу! Я сказала! Брось вилку! Отойди от стола! Брось сейчас же. Конечно, она будет есть всё, что вы ей положили. Дома же ей этого не дают. Там она знает свое место! Фу! Я сказала! Я кому сказала?! Заберите у нее эту рыбу. Рыбу ей вообще нельзя. Она так подавилась у своей подруги. Жаль, я не видела. Без меня пошла. Из дому выскочила. Вскочила в трамвай, а когда мы бросились – ищи-свищи. Ну и они там наобедались. Завалилась чуть ли не в час ночи. Перегар изо рта. Пояс на туфлях.

Истории вкратце

Господи! А мы все-то, оказывается, из воды…

И даже наш Президент.

И даже олигархи.

И даже железнодорожники.

И даже генералы.

И даже депутаты.

И, когда одно ведро воды кричит на другое:

– А ты не та вода! Ты живи среди своих!

– У нас вода другая.

– Понаехало чужое Н20…

А если вода из нас выйдет, останется 20 кг сухих костей, которым все равно, где валяться и кто на них будет валяться после нас.

На пляже был такой случай.

Среди загорающих появилось голая женщина.

Она загорала и бегала в воду.

Постепенно собирались мужчины.

Среди женщин поднялся ропот. Они не любят, когда кто-то открывает их секреты. Именно женщины позвали милиционера.

Милиционер подошел.

Она долго упиралась.

Потом надела только лифчик.

Милиционер попросил десять рублей штрафа. Она уплатила.

Он постоял и ушел.

Толпа собралась колоссальная. Мужчины лезли друг на друга. Она оделась и убежала, провожаемая криками и свистом.

Когда мужчины разошлись, их штанов не было.

До вечера милиция развозила полуголых мужчин по домам.

Случай с моим другом А. М. Л.

Они лежали.

Вдруг звякнул звонок.

– Муж!

Они вскочили, стали лихорадочно одеваться.

Он полуодетый выглянул на лестничную площадку с носком в руке.

Никого.

Он облегченно обернулся.

В комнате стоял такой же полуодетый мужчина с носком в руке.